Классный журнал

Сергей
Подстаницкий

Чашка с женским портретом

Коллекционированием я стал увлекаться еще в детстве. Как все советские школьники, собирал марки, монеты, вкладыши. Но тогда это не было глубоким погружением типа понимания ценности-неценности гашения (аннулирования знака почтовой оплаты) марки. Мне нравились предметы сами по себе, их красота или смысловое наполнение, то, что на них было изображено, чему они посвящены. Я вырос в обычной советской семье, и соответственно, никаких родовых коллекций у нас не было. Да и в целом тогда было не принято интересоваться историей своего рода, а в некоторых случаях ее просто замалчивали. Но находимые по антресолям и шкафам старинные вещи возбуждали мой детский интерес. Конечно, там не было ничего серьезного, кузнецовский фаянс или фото людей в форме Первой мировой — самое ценное. Но соприкосновение с этим почему-то будоражило меня. Как оказалось позже, настолько, что в итоге это стало не только самой главной страстью в моей жизни, но и профессией.

Я прекрасно помню свой первый аукцион. Две тысячи седьмой год, кажется. Sotheby’s в Амстердаме. Вижу, на сайте распродажа замка герцогов Саксен-Кобург-Готских — это семейство, тесно связанное с русской историей. И я вижу в каталоге множество интересных русских вещей, большинство из которых атрибутировано плохо и поэтому очень интересно для коллекционера. Беру билет на самолет, приезжаю. Времена и нравы довольно вегетарианские — прихожу в Sotheby’s и Christie’s, говорю: «Хочу участвовать!» Они мне отвечают совершенно просто: «Паспорт давайте и участвуйте». Совершенно фееричная атмосфера: клиенты на ретроавтомобилях, дамы с экзотическими собачками, кто-то примеряет костюмы девятнадцатого века из герцогского гардероба. На самом аукционе тоже шоу: аукционист с десятками интонаций и вибраций в голосе. Конечно, тогда удалось мало что купить: понимающих людей хватало, а денег у меня было мало. Но одну вещь мне все же удалось ухватить, и я ее храню до сих пор: мейсенскую чашку с портретом великого князя Павла Петровича (Павла Первого), сделанная к его посещению фабрики в тысяча семьсот восемьдесят втором году. На аукционе продавалась как чашка с женским портретом.

Внутренний мир истинного коллекционера устроен весьма причудливо. Самым желанным предметом становится тот, которого у тебя нет, но который может стать гвоздем коллекции, объединить, возглавить все то, что накоплено до этого. Причем, завладев этим Граалем, ты начнешь поиски нового! И дело тут не в деньгах и не в эксклюзивности — дело в твоем личном отношении к тому или иному предмету искусства. Я, к примеру, очень люблю Боровиковского. У меня есть несколько его вещей, но одна возбуждает особо. Про художественные качества говорить не буду — она может висеть среди лучших его вещей в Государственной Третьяковской галерее или Государственном Русском музее. Но история приобретения ее захватывающая. Я заметил в онлайн-каталоге аукциона Christie’s портрет — вижу, что шедевр, понимаю, что Боровиковский, но продается как НХ (неизвестный художник), оценен в две тысячи евро. Аукцион — завтра в Париже, а у меня уже есть билет в Париж на завтра. Лечу в Париж, все по плану. Но по дороге из аэропорта мое такси попадает в автомобильную аварию: голова болит, состояние полуобморочное, но понимаю, что, если ждать полицию и скорую помощь, пропущу аукцион! Быстро иду искать другое такси, доезжаю до предаукционной выставки за десять минут до ее закрытия, убеждаюсь, что не ошибся, и собираюсь через два часа прийти торговаться на аукцион. Не буду утомлять подробностями, потому что дальше было еще несколько нелепых приключений, но в итоге я купил этот портрет! Чуть выше старта. Счастливый, владел им, показывал на выставках и однажды все-таки решился отдать реставратору, чтобы смыть грязный лак. А под ним открылась подпись Боровиковского, что позволило однозначно отнести картину к эталонным шедеврам художника.

Вообще, если попросить меня вспомнить какой-то самый выдающийся аукцион, справлюсь я с этим едва ли. Потому что каждый аукцион интересен по-своему комплексом причин или одной-единственной. Безусловно, приятно купить хорошую вещь, особенно дешево. Но и об упущенной вещи, пропущенных торгах думаешь не меньше: правильно ли ты поступил, прекратив торговаться? будет ли возможность исправить ошибку? Бывали случаи, когда на аукционе не удавалось купить вещь — цена казалась непомерно высокой, а проходило несколько лет, и я покупал эту вещь на другом аукционе, причем дешевле! Значит, судьба! Бывали аукционы, запомнившиеся не покупками, а ситуациями. Например, Christie’s в Лондоне, аукцион миниатюр. Наверное, там было что-то мне на тот момент интересное, поэтому я был в зале. Но, что я покупал, совершенно не помню. Зато рядом сидел полный краснолицый англичанин, мне даже тогда подумалось, что он пивовар или мясник. А рядом с ним — миловидная юная спутница в бриллиантах и три консультанта. Мужчина откровенно спал. И только когда подходила очередь какого-то дорогого лота, его будили, он поднимал карточку и торговался до конца, никому не уступая, после чего опять спокойно засыпал. За тот аукцион он купил очень неплохую коллекцию английской миниатюры.

Если возвращаться в день сегодняшний и говорить о том, что происходит сейчас на арт-рынке, к сожалению, придется отметить, что недопуск россиян на международные торги, конечно, повлиял на отечественных коллекционеров. Да, международные дома никогда на нашем внутреннем рынке не присутствовали и влияли на него лишь косвенно, но все же… Каждый коллекционер — немного (или много) шопоголик, и он не может остановиться: его выгоняют с Sotheby’s — он вынужден удовлетворять свою страсть на внутреннем рынке. Отложенный спрос времен пандемии сказался. И сейчас русские коллекционеры готовы не просто покупать на русских аукционах, но и платить здесь большие деньги. Если до две тысячи девятнадцатого года редкая покупка на русском аукционе превышала десять тысяч долларов (не было привычки, доверия к русским брендам), то сейчас люди психологически готовы платить на внутренних аукционах сотни тысяч и даже миллионы долларов. К сожалению, говорить о россиянах как о какой-то серьезной силе на международных аукционах сейчас совсем неактуально. Слишком высокие требования у международных аукционов к происхождению русских денег и политическим пристрастиям покупателей.

Тогда возникает вопрос: а что же сейчас происходит с русским классическим искусством, представлено ли оно на международных торгах? Но дело в том, что процент русского искусства на международном рынке всегда был невелик, два-три процента от общего объема. Русского искусства вообще слишком мало — большая его часть находится в музеях и недоступна для продаж, еще часть недоступна для законного вывоза из России, а значит, и для международного рынка. Сейчас, с закрытием русских отделов Sotheby’s и Christie’s, объем стал еще меньше. И сейчас описать типичного покупателя русского искусства просто невозможно. Это в девяностых-двухтысячных было понятно, что русское искусство покупают люди с деньгами, а они были у бандитов и олигархов. Конечно, я несколько утрирую, но в общих чертах это было так. Сейчас мир изменился и русское искусство покупают самые разные люди. Да, в основном они русские или русского происхождения, хотя и тут бывают исключения. Довольно много за последние годы появилось коллекционеров-знатоков, которым не очень интересно мнение сторонних консультантов — они уже разбираются сами. Чаще всего их интересует либо академическая классика (Айвазовский, Шишкин), либо начало двадцатого века («Бубновый валет», «Мир искусства»). Это показывают и результаты торгов Московского аукционного дома. Русский авангард все хотят, но его почти нет в свободном обращении. Настоящего.

Риски, связанные с перемещением культурных ценностей, с разницей законов и правил, со всевозможными политическими и военными конфликтами, существовали всегда, и к сожалению, это неизбежно. Но по большому счету коллекционеры — люди миролюбивые, они готовы хвастаться своими шедеврами в любых странах, лишь бы была гарантирована сохранность предметов. Более того, большинство коллекционеров, узнав о нелегальном происхождении попавшей к ним вещи, предпочтет вернуть ее законному собственнику! Особенно если речь идет о возвращении предметов, пропавших из музеев. Я сам приобрел в Германии несколько предметов, пропавших из советских музеев во время войны, и вернул их на законное место. Хотя иногда бюрократические процессы не позволяют это сделать. Например, несколько лет назад купил на интернет-аукционе в Германии красивую гравюру восемнадцатого века, а на ней оказались штамп и инвентарный номер Минского исторического музея, попавшего в сорок первом под немецкую оккупацию и расхищенного. Предложил подарить вещь музейщикам из союзного государства. Они очень взбудоражились, ведь с девяносто первого года не было ни одного случая возвращения в белорусский музей экспоната, пропавшего в годы войны. Но я поставил условие, что возвращение должно быть легальным и согласовано с российскими властями. Так гравюра пока у меня и лежит.  


Колонка опубликована в журнале  "Русский пионер" №123. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".