Классный журнал

Александр
Федоров

«Крайслер» и Зубастик

В конце 90-х я трудился в большом издательском доме главным редактором автомобильного журнала. Рассказывать о новых машинах было легко и приятно: буквально каждый месяц в Москве открывался очередной автосалон, который привозил к нам последние новинки мирового автопрома. Почти все автомобильные продавцы, которые тогда делились на «серых» и «белых» (то есть неофициальных и официальных), были готовы дать нам, журналистам, свои автомобили и мотоциклы для тестов и последующих публикаций.

Перед читателями открывался удивительный, незнакомый доселе мир, где, оказывается, существуют десятки автомобильных марок и сотни моделей, а еще соревнующиеся между собой дизайнеры и оснащенные по последнему слову техники конструкторские бюро автоконцернов, отчаянно конкурирующие между собой.

С историческими материалами было сложнее. Почти все заметки, которые приносили мне авторы — специалисты по истории мирового автомобилестроения, были безнадежно скучными. Всё примерно одно и то же. Вот конструктор машины родился, вот дизайнер учился, тогда-то вышло первое поколение модели, а через пять лет — второе… потом был рестайлинг, затем последовало увеличение мощности до 122 лошадиных сил, а крутящего момента — до 300 Нм… Невозможно было читать это без зевоты. Казалось, что копнуть даже на десять и уж тем более лет на пятьдесят-шестьдесят вглубь истории автопрома — все равно что засунуть голову в кучу нафталина. Разве что с запахом масла и бензина.

Идею, как все это оживить, предложил мой заместитель и однокурсник Дима:

— Давай в каждом номере писать об исторических автомобилях, но по-особенному. Найдем старые тачки и будем снимать их как бы в том времени, когда они жили. Сделаем ретросъемку с актерами и реквизитом — ни у кого такого пока нет…

На самом деле старинных автомобилей на территории бывшего СССР, да и в Москве, тогда было немало. В гаражах коллекционеров, на доживающих свой век советских автобазах, в конюшнях умерших колхозов и совхозов и в пыльных хранилищах киностудий порой скрывались настоящие раритеты, за которые европейские и американские коллекционеры и частные музеи были готовы выложить крупные суммы. Со многими автомобилями так потом и произошло: их всеми правдами и неправдами продали и вывезли на Запад, но тогда, в 90-х, найти редкий для США или Германии «Форд», «Мерседес» или даже «Хорьх» было вопросом небольшого количества связей в автомобильном мире, которые у нас, понятное дело, были.

— Хорошо, — согласился я. — Поговорю с генеральным директором, попрошу денег. Привлечем костюмеров, моделей, фотограф у нас свой хороший… А кто историю писать будет?

— Есть один персонаж, посоветовали мне, — ответил Дима. — Он специфический такой, ну, сам увидишь…

Надо понимать, никакой «Википедии» в интернете в помине не было. «Мировая паутина» только-только заплеталась у нас в стране, и почти всю информацию собирали по старинке: телефон, личные связи, книги и справочники. Поэтому для того, чтобы описывать историю, то есть жизнь старинного автомобиля, был нужен грамотный специалист.

…Ему было явно больше сорока, но меньше семидесяти, точнее возраст Ростислава не определялся. Вообще, у нас, тогда максимум тридцатилетних, явно были с этим проблемы. Кто-то пошутил, что он «Пресли помнит», а кто-то — что «Сталина хоронил». Он явно был старше нас — вот и все, что можно было сказать.

Шесть лет, в которые на моей памяти мы вели эту рубрику и Ростислав появлялся в редакции, он был одет одинаково: темная шерстяная водолазка, серый пиджак, темные брюки с оттянутыми коленками и стоптанные ботинки. В дождливое и холодное время года возникали какой-то плащ и драповое пальто, как будто из черно-белого фильма 60-х годов.

В узких кругах его прозвали Зубастик. Сначала я подумал, что это из-за прикуса, из-за постоянной полуулыбки и неправильно растущих зубов, но потом узнал, что не только. Ростислав мог вцепиться буквально мертвой хваткой в понравившуюся ему тему или объект интереса. И вторым его прозвищем было Вуглускр. Кто знает, что это значит, тот поймет.

Зубастик обладал феноменальными знаниями о зарубежном автопроме. И почти все легковое и автомобильное, имевшее хоть какое-то отношение к Москве 60–80-х годов, было им найдено, сфотографировано на древний «Зенит» и описано. Пленки и карточки он проявлял и печатал сам, дома в ванной. Он снял почти все тогдашние машины посольств, торгпредств, иностранных корреспондентов, а также любителей-коллекционеров. Просто подходил на улице к машине и ее водителю, фотографировал и занудно расспрашивал владельца. Отказать такому было, видимо, невозможно. Он был в курсе, чем владели Высоцкий и Кобзон, какую спортивную модель Matra подарили Гагарину и на чем «зажигали» Брежнев с Никсоном на горном серпантине. Еще — какие «Мерседесы» предпочитали Пугачева, Михалковы, Магомаев и Хазанов.

Например, он говорил, что Галина Уланова владела белым Mercury Monterey 1958 года выпуска. Этот «пароход» великая балерина Уланова купила во время гастролей в США. На нем она ездила по Москве около десяти лет, пока не сменила на Citroen DS 1967 года выпуска. Поговаривали, что это подарок модельера Пьера Кардена.

Звонкоголосый певец Александр Градский передвигался по Москве на черном Buick Electra 225 Custom 1974 года. А настоящим суперкаром обладал дирижер Альгис Жюрайтис. Во время гастролей в США он приобрел Chevrolet Corvette Stingray кричаще-белого цвета.
 

Рассказчик из Зубастика был никакой. Он излагал все эти сведения, перескакивая с одного на другое, совершенно бесцветным тоном, без выражения и как бы выплевывая слова из себя. Но был хранителем невероятного количества интересной исторической автомобильной фактуры.

От него я впервые узнал, что владелицей первого «ленинского» автомобиля Turcat-Mery 165FM до Февральской революции была великая княжна Татьяна, старшая дочь Николая Второго. После ареста царской семьи на этом ландо-лимузине возили Александра Керенского, а уж затем, в конце 1917 года, на нем стал ездить Ленин с водителем. Под новый, 1918-й, год машину угнали прямо со двора Смольного дворца, но на поиски были брошены лучшие сыщики, которые нашли ее на финской границе и вернули вождю…
 

Бюджет на первую историческую съемку для журнала, кстати весьма скромный по нынешним временам, мне в издательском доме утвердили.

В Москве у коллекционера мы нашли Ford A 1930 года в хорошем состоянии, правда, не совсем на ходу. По причине полного отсутствия на советском авторынке подходящих запчастей двигатель не заводился последние лет сорок. Но нашего фотографа Дмитрия это не смутило.

— Мы же не видео снимаем, — логично заключил он. — Я вам такую съемку забабахаю, что никто внимания не обратит, едет он или нет. Заказывайте эвакуатор.

Второй ценной находкой стала супружеская пара, работавшая на одной из столичных киностудий. Жена занималась одеждой, а муж — реквизитом. В отечественном кинопроизводстве тогда наблюдался, мягко говоря, застой. Зарплату супругам хронически не платили, поэтому они были рады за гонорар помочь нам в съемках.

Сюжет придумали гангстерский. Ну а какой еще может быть история американской машины 30-х годов выпуска? Бутлегеры и их подруги как бы передают товар — виски — другой группировке. О месте съемок договорились с речным портом на Москве-реке — там была подходящая промзона с «вневременными» ангарами-сараями, штабелями деревянных поддонов и потрескавшимся асфальтом.

Супруги привезли с киностудии два чемодана одежды и тяжеленный ящик с оружием.

Когда в мягкие шляпы, костюмы в полоску, жилеты и рубашки с бабочками переоделись сотрудники редакции, мы поняли, что никаких актеров-моделей нам брать не надо. С чьей-то дачи притащили деревянную бочку и деревянный же ящик для бутылок, в который поставили несколько бутылок Jack Daniels Old № 7. Наш художник Андрей утверждал, что дизайн бутылки не менялся с 1905 года. Нашли винтажный плакат сигарет Lucky Strike, который повесили на стену ангара.

Когда реквизитор открыл свой ящик, мы обомлели. В аккуратных гнездах лежали два «гангстерских» пистолета-пулемета Thompson M1928 с барабанными магазинами, пара револьверов Smith & Wesson и два пистолета Colt M1911. Все это, конечно, было непригодно для стрельбы, но внешний вид очень впечатлял.

Конечно, наша съемка была набором фотоцитат из дико популярного тогда фильма «Однажды в Америке», еще чуть-чуть — из истории про Бонни и Клайда. Но получилось здорово. Выросшая в Житомире наша секретарша Леночка, одетая по моде 30-х, в шляпке с вуалью и дерзким декольте, выглядела почти как Дебора в исполнении Элизабет Макговерн. А Аня из рекламного отдела облачилась в полосатое обтягивающее платье и томно держала сигарету в длинном мундштуке. Ну а «гангстеры» позировали на фоне «Форда», целились в сторону зрителя и разыгрывали сцену продажи контрабандного бурбона. Текст Зубастика выполнял поддерживающую функцию в духе «выпускался автомобиль тогда-то и имел такие-то характеристики», потому что уж больно хороши были фотографии.

После выхода номера меня похвалили на редколлегии издательского дома, сказали, что надо продолжать в том же духе.

Следующей «замечательной машиной» определили Mercedes 230 1939 года выпуска. Зубастик нашел «автомобиль Штирлица» снова у знакомого коллекционера. И опять раритет был не вполне на ходу.

— Как же он снимался в «Семнадцати мгновениях весны»? — спросил я у Ростислава.

— А никак. Простоял на ремонте все съемки.

Оказывается, Штирлиц ездил не на одном, а на трех «Мерседесах-230». Один притащили в ГДР из Москвы и безуспешно чинили в гараже студии ДЕФА, второй взяли у собирателя автораритетов из Берлина, а третий арендовали у коллекционера в Риге, куда зачем-то тоже потащили проблемный московский «Мерседес» и пытались там его реанимировать, пока профессор Плейшнер ходил якобы по Цветочной улице в центре Берна. На разные бамперы и фары никто из зрителей внимания не обратил.

Свои тексты Зубастик печатал на пишущей машинке, на которой западали две буквы, от чего наша секретарь Лена, которой отдавали перепечатывать на компьютере эти листочки, впадала в тихую ярость.

Однажды он пошел в туалет и забыл на столе «записную книжку» — распечатанный на той же машинке «Список полезных мудаков».

Был там и мой телефон.

У айтишников издательского дома для Зубастика выпросили старенький компьютер с монитором, попросили установить туда самый простой «редактор» и дать несколько дискет для записи текстов. Когда Ростиславу сообщили об этом по телефону, он приехал на следующий день с огромным «абалаковским» рюкзаком, взятым как будто из реквизита фильма «Вертикаль». И монитор, и системный блок скрылись в необъятных зеленых брезентовых недрах.

Он пришел уже под вечер, когда в редакции справляли чей-то день рождения. А пили тогда весело и много.

— Ростислав, чего вам налить? -— спросил его из приличия Дмитрий. — Вина, водки?..

— Мне вон того, — Зубастик показал пальцем на дальний край стола, где рядом с замом по технике Колей стояла зеленая початая бутылка «Гленфиддика». Николай, чей вкус был безнадежно испорчен прошлой дипломатической работой, употреблял только ирландские и шотландские дистилляты.

— По половиночке? — галантно поинтересовался он у Зубастика, указывая на стоящие рядом рюмки.

— Нет, зачем же? Давайте целую…

Но все рюмки оказались грязными. Нашли советский чайный стакан тонкого стекла в подстаканнике с рабочим и колхозницей.

Коля, почему-то забыв вынуть ложечку, налил Зубастику практически до краев.

Ростислав сосредоточенно молчал.

Он влил в себя виски, не поморщившись и даже не вынимая ложечки.

На лице его не дрогнул ни один мускул. Мне показалось, что у него только запотели очки.

— Вам бы в «Судьбе человека» сниматься, Ростислав, — восхищенно произнес видавший виды Коля. — Еще?..

— Нет. Пожалуй, хватит. Я поеду. Где тут мой компьютер?

Зубастик закинул рюкзак на щуплые плечи и потопал в сторону станции метро «Сокол». Своей машины у него никогда не было.

Отредактированный Димой текст Ростислава про «Мерседес-230» получился очень интересный. Зубастик писал о том, что явно видел сам. Оказывается, после войны в Москве и Ленинграде почти на каждой улице можно было увидеть четырехдверный лимузин «Мерседес-230» со скатывающейся матерчатой крышей. Попадались кабриолеты и даже родстеры. В Москве на Бакунинской улице возле магазина «Автомобили» в середине 50-х стояли вереницы трофейных машин. Добавив денег к сумме, вырученной за «Мерседес», можно было купить новый «Москвич» или «Победу». Немецкое же старье раскупалось теми, у кого на отечественную машину не хватало денег.

Съемки сделали на этот раз с помощью энтузиастов-реконструкторов, которые не взяли с нас ни копейки, увидев в предыдущем журнале историю про гангстеров и получив обещание от фотографа поделиться потом карточками.

Образ Штирлица эксплуатировать не стали. Придумали историю про немецкого офицера, который как будто едет на своем «Мерседесе» с охраной из мотоциклистов-автоматчиков и попадает в засаду советских красноармейцев-разведчиков. Трах-бах, короткий бой, и ценный портфель с картами — в руках у наших бойцов.

Реконструкторы играли самозабвенно и достоверно. Притащили старинный мотоцикл BMW, гору оружия, нашего и фашистского. До последней пуговицы на форме все было настоящим и исторически верным. Финальный кадр был впечатляющим: сраженный метким выстрелом советского солдата, белобрысый немец-эсэсовец лежит с пулей во лбу и смотрит открытыми глазами в небо. Мерседесовская звезда — тут же, в кадре.

Вышел номер, и я, честно говоря, готовился сверлить еще одну дырочку на своем пиджаке под орден от редколлегии. Но после выхода журнала ко мне прибежала директор нашей рекламной службы с новостью о том, что Mercedes-Benz снимает у нас всю рекламу до конца года. Как бы кончился бюджет. Ерунда какая-то...

Через пару часов мне позвонила Маша, пресс-секретарь «Мерседеса» в России.

— Господин Зильберт, наш глава, хочет вас видеть, Александр.

Маша, с которой мы в юности ходили в один Штаб комсомольского актива, вдруг перешла со мной на «вы».

— Позвольте спросить, Мария, а что мы будем обсуждать с господином Зильбертом?.. — Я хотел было добавить «сударыня», но сдержался.

— Последнюю публикацию в вашем журнале.

Надо было идти. Речь шла о серьезном рекламном бюджете.

Дом в переулках около Цветного бульвара был никакой не офис класса А или Б, а просто уютный старинный особняк.

Зильберт выглядел как обычный 50-летний немец-«весси», то есть западногерманский житель: подтянутый, со сдержанной полуулыбкой на лице.

— Мария, переведите ему, — он сдвинул глаза на меня, — что мы не согласны с такой трактовкой истории нашей компании и наших моделей.

Он говорил по-немецки:

— Вторая мировая война не лучшая тема для продвижения нашего продукта на местном рынке. И дайте понять, что мы пока отменили рекламу до конца года, но может быть еще хуже.

— Не надо переводить, господин Зильберт, — ответил я по-немецки. — Я вас понимаю.

Брови немца удивленно вскинулись вверх.

— Я уже понял, что вам не понравилась наша творческая трактовка одного из эпизодов Великой Отечественной войны. Так у нас принято называть это историческое событие, — продолжил я. — Но история и современность — это, как говорят в Германии, два разных пива. Ваши автомобили покупают в том числе потомки тех, кто победил Гитлера в этой страшной войне. Плюс к тому у нас в России свобода слова. Вы можете себе представить, что, например, представитель АвтоВАЗа в Германии вдруг вызывает к себе главного редактора немецкого автомобильного журнала и начинает угрожать ему, что не будет размещать рекламу в его издании, потому что они написали о том, что большевики казнили царя?..

Не знаю, подействовала на него моя речь или просто это был такой тактический ход, но Зильберт оказался человеком незлопамятным и дальновидным. Рекламу вернули. А годы спустя, уже когда он, изрядно поработав на московский «Мерседес», уступил должность главы другому немцу, один крупный российский автомобильный концерн взял его директором. Люди с такими связями нужны везде…

Тему следующей публикации подсказал наш товарищ из Латвии. Леонард, который занимался автомобильным тюнингом, приобрел в Финляндии Chrysler New Yorker 1961 года выпуска, покрасил его, перетянул салон кожей и привел во внешнее состояние практически нового автомобиля. Мы снимали его в песках под Юрмалой и на улочках старой Риги с девушками-моделями, одетыми по моде 60-х годов.

Он был очень красив. Пронзительного бордового цвета, с сиденьями из коричнево-бежевой кожи — даже привыкшие к автостарине рижане оборачивались. На прощальном ужине Леонард поднял тост и провозгласил:

— Давайте я отдам его вам. По бартеру. За рекламу моего тюнинг‑бизнеса. Доставка — за мой счет.

Леонард был тот еще искуситель. Получив одобрение руководства, я согласился.

«Крайслер» приехал через две недели. Его в прицепе притащил хмурый человек с именем и фамилией типа Алексейс Дмитриевс, который служил в латвийской полиции, а до распада СССР был рижским гаишником. Я ума не приложу, как ему удалось протащить автомобиль через две границы, потому что из документов у «Крайслера» был только какой-то странный техпаспорт на финском языке. Но отступать было поздно.

Выезжать на таком автомобиле куда-то, кроме как на фестиваль ретротехники, было нельзя. Оформить документы практически нереально, ведь он как бы не проходил ни через одну таможню. Мы ездили только на парады автостарины, да и то чаще всего на эвакуаторе. В остальное время наш «Крайслер», похожий на космический корабль, украшал парадный вход издательского дома.

Зубастик, впервые увидев автомобиль, буквально впал в ступор от восторга. Он бегал много раз вокруг, нажимал на кнопки, а потом уселся на задний диван и мечтательно рассматривал каждый шов в салоне.

Через полгода стало понятно, что «Крайслер» постепенно «сыпется». Что-то стало стучать в моторе, требовала переборки подвеска, отказывала электрика. В августе 1998-го случился дефолт, и всем вообще стало не до «Крайслера». Денег не было. Пару зарплат нам «простили», а с октября отправили всю редакцию на самофинансирование. Мы бились за каждую полосу рекламы.

«Крайслер» сначала стоял перед входом, а потом, когда перестал заводиться, охранники перекатили его на задний двор.

— Давай я его заберу на восстановление, — предложил Петя, завхоз издательского дома. — У меня есть пара специалистов, будут копаться потихоньку.

— Ну давай, конечно, — согласился я.

«Крайслер» был моим немым укором.

Прошло полгода. Люди Петра все еще занимались ремонтом. Потом год — ремонт «потихоньку шел». В конце концов и я ушел из издательского дома, и при увольнении мне было как-то не до «Крайслера».

Что было с ним потом — не знаю. По слухам, Петя поставил его на зады своей дачи где-то под Истрой, и следы его потерялись.

Говорят, пару лет назад автомобиль «засветился» на каком-то из столичных парадов ретроавтомобилей, но уже без Петра.

Ну и очень хорошо, если так.

А недавно мне приснился странный сон. По старой еще Тверской, почему-то абсолютно пустой, прямо по разделительной едет наш красавец «Крайслер». Гаишники стоят по стойке смирно и отдают честь. За рулем сидит Зубастик. Он наконец-то получил права.


Колонка опубликована в журнале  "Русский пионер" №123. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".